— Не считает? — ухмыляюсь я.

— Вообще не впечатлён, — качает головой Азамат. — Как будто так и надо.

— Ну и как, ты придумал ему ещё две тыщи дел, чтобы он чего-нибудь не наворотил?

— Да нет, — Азамат кривит губы. — Я так больше ничего и не придумал. Но он вроде на рожон не лезет, так, наводит порядок по мелочи. Я видел, он в облачном архиве сделал новую классификацию документов, но даже не вместо, а в дополнение к существующей. А так сидит себе, почту мою фильтрует. Вроде всё нормально…

После обеда меня вызывают к пациенту, поэтому запланированные на сегодня министерские дела приходится отложить. Сначала думала — до завтра, но освободилась за три минуты до конца рабочего дня канцелярии. Конечно, шанс кого-то застать невелик, но мне всё равно во дворец… В итоге через десять минут после конца рабочего дня я являюсь к ребятам из министерства строительства. В надежде всё-таки урвать чьего-нибудь времени и внести правки в проект больницы в Сирии, а то оттуда в Ахмадхот не навозишься. Я понимаю, конечно, что у людей годовой отчёт, но это же не повод меня динамить, правильно? Проект-то ещё пёс знает когда начали согласовывать.

Захожу к ним в офис и… вижу Чачу. Кадр наш сидит за стандартным дворцовым буком — уж не знаю, своим или местным, ещё вопрос, что Ирнчина больше выбесит, — а вокруг него толпятся несколько сотрудников министерства, таращась в экран через его плечи. По обе стороны от двери застыли телохранители.

— А это — сюда, — наставительно комментирует Чача свои действия. — Понятно теперь, какая разница между первым полем и шестым?

Собравшаяся у него за спиной публика согласно мычит.

Я озадаченно крякаю, и сотрудники наконец обращают на меня внимание.

— А-а, Хотон-хон, — с явным разочарованием протягивает министр. — Вы по поводу Дома Целителей, да? Я тут… немного…

— Да вы идите, мы вам потом расскажем, — заверяет его один из архитекторов.

Чача невозмутимо что-то печатает.

В итоге министр всё-таки приглашает меня в переговорную, где мы просиживаем часа два. Когда я выхожу, Чача всё ещё хреначит за буком, но хотя бы все остальные расселись по рабочим местам и тоже воткнулись в экраны.

— А что это ты тут делаешь? — не выдерживаю я, зависнув над его столом.

Он поднимает на меня рассеянный взгляд, не переставая печатать.

— Люди не разобрались с новой базой. У меня свободное время. Решил помочь.

Министр, маячащий у меня за плечом, нервно хихикает.

— Да-а, вот, господин секретарь был так любезен, всё нам показал, какие данные куда вносить… Оказывается, у нас почти всё есть, мы просто неправильно поняли…

— А вам, когда базу эту сделали, разве не проводили тренинг? — удивляюсь я. У меня весь медперсонал по любой программулине экзамен сдаёт.

— Да как-то… не до того было… — разводит руками министр.

— В отчёте отдела разработки значится, что они отказались, — флегматично сообщает Чача. — Сослались на то, что разберутся сами.

Я тяжело вздыхаю. Нет, Азамат их определённо разбаловал.

— Не переусердствуй, — замечаю я Чаче. — А то министерств много, тебя одного не хватит за всеми подтирать.

Чача бросает на меня быстрый взгляд, тут же возвращая его в экран, но лицо его как-то расслабляется.

— Учту.

А я топаю рассказывать мужу, где его новый сотрудник проводит своё свободное время. Смех и грех. Ну хоть, надо надеяться, министерство строительства не наймёт на него киллера.

За последующие пару недель Чача примерно таким же образом помирился и со всеми остальными отделами канцелярии, разве что Хос его до сих пор боится. Я ожидала, что Ирнчин его со свету сживёт за нарушение протоколов безопасности — секретарский бук нельзя приносить в другие отделы и подключать к их базам, а за министерские буки не полагается садиться посторонним. Но, как оказалось, Чача и это предусмотрел и запросил в службе безопасности себе временный бук со временным доступом для каждого визита ко всем, кому успел наступить на ногу.

Ирнчин возненавидел его за другое: Чача отлично отыскивает уязвимости во всех уровнях системы безопасности. Как будто они сами на него прыгают, честное слово. И вроде хорошо, что их отыскивает Чача, а не кто-нибудь злонамеренный, но кулаки у Ирнчина ой как чешутся — Янка аж время от времени приходит ко мне пересидеть, пока он дома метелит боксёрскую грушу. Не потому, что за себя боится, конечно, а просто тяжело смотреть, как его колбасит.

Но дела идут в гору, работа канцелярии всё больше начинает напоминать качественный часовой механизм, у Азамата появляется больше свободного времени. Чача исправно внушает трепет всем дворцовым службам, но при этом исключительно корректен, когда принимает звонки или по просьбе Азамата отвечает на письма.

— Где ты так хорошо выучил всеобщий? — спрашивает Азамат как-то раз, когда мы втроём идём из офисной части в жилую.

— В свободное время занимался на курсах, — быстро отвечает Чача. Я замечаю, что он тут же принимается наглаживать большим пальцем ногти остальных. То ли смутился от похвалы — но Азамат говорит, он никогда не смущается, — то ли с курсами было что-то не так…

— А сейчас продолжаешь? — не заметивший ничего Азамат поддерживает светскую беседу.

— Нет, сейчас… — Чача хмурится. — Свободного времени мало.

— Ещё не за всех их работу сделал? — усмехаюсь я.

— Нет, — он мотает головой в своей немного неестественной манере. — Я пытаюсь отсудить свои неустойки по старым договорам.

Азамат обращает на него удивлённый взгляд.

— Ты через Старейшин судишься? А почему ко мне с этим не пришёл?

Чача внимательно изучает собственные ноги, наступающие ровнёхонько на половицы на равном расстоянии от краёв и на безопасном расстоянии от торцов.

— Зазорно пользоваться служебным положением в личных целях, — наконец произносит он тихо.

— Ну я же не говорю, что обязательно всё бы тебе присудил, невзирая на то, на чьей стороне справедливость, — немного обижается Азамат. — Подождал бы своей очереди, как все. Просто это было бы одним днём, а так ты полгода будешь таскаться с бумажками.

— Мне не в тягость, — так же тихо отвечает Чача и снова начинает натирать свои ногти.

Азамат собирается что-то ещё сказать, но тут в конце коридора распахивается дверь наших покоев, и оттуда вылетает Алёнка, преследуемая Алэком, преследуемым двумя нянями.

— ПаааааАААааапаААААааа! — верещит она и только что не взбирается по его ноге. Азамат, впрочем, сам ей помогает, и в итоге дочка оказывается у него на плече с видом, как будто покорила пару вселенных.

— Ну и ладно! — с деланым безразличием заявляет Алэк. — Меня папа ещё завтра на плече покатает, а ты с нами не пойдёшь!

Азамат и правда собирается завтра с визитом в Имн-Билч и тащит с собой Алэка и Кира, потому что на официальные визиты положено таскать семью. А нам с Алёнкой вышло послабление: мне по долгу службы, я ведь не просто Хотон-хон, но ещё и министр, а ей по возрасту — трёх лет пока нет.

— У меня два плеча, — замечает муж, снова наклоняясь, чтобы подхватить Алэка. Тот забирается сам, как обезьянка на пальму, даже подсаживать не приходится.

— Извините, Ахмад-хон! — склоняются добежавшие няньки — один из братьев Тирбиша и его друг. — Они гонялись друг за дружкой, и тут вдруг княжна дверь открыла. Ещё вчера не умела!

Азамат поворачивает голову, чтобы посмотреть на своё изделие снизу вверх с отеческой гордостью, а я вот тяжело вздыхаю в том смысле, что надо придумывать какие-то новые замки от шаловливых ручек. Обычные противодетские Алэк уже давно наловчился открывать, а они с сеструхой обычно заодно.

Алёнка в ответ на Азаматовы вопросы начинает рассказывать, чем она сегодня занималась. Понимаем мы её с пятого на десятое, но няньки и Алэк поясняют: рвала траву в саду, вычёсывала Филина, сбежала во время прогулки и залезла в лужу поплавать. Я не знаю, как мы переживём кризис двух лет.